Российские компании столкнулись с серьезным вызовом – им необходимо перестроить бизнес-процессы для развития экспорта. В том числе требуется повысить эффективность, чтобы успешно конкурировать на зарубежных рынках. О том, сколько компаний готово к поставкам за рубеж, об экспортных перспективах для мясной отрасли и росте цен на мясо в Китае «Агроэкспорту» рассказал президент компании «Agrifood Strategies» Альберт Давлеев.

– Как Вы оцениваете итоги года для российского экспорта?

– Я думаю, год получился прорывным — не столько в объеме, сколько в качестве. Это объясняется тем, что 2019 год по сравнению с предыдущими стал годом реализации тех подготовительных мероприятий, которые разрабатывались за два-три года до этого. Пошла реальная работа по программе поддержки и развития сельхозэкспорта, был создан Федеральный центр «Агроэкспорт», который сразу запустил несколько полезных инициатив. Было несколько успешных выставок как внутри страны, так и за рубежом. Самое главное – у нас открылись новые рынки. Они открылись для разных групп продуктов и в разных географических направлениях. Безусловно, большой отдачи мы пока в деньгах и объемах не получили, поскольку отгрузки, в основном, начались во второй половине года. Но открылся такой важнейший рынок, как Китай, что привлекло большое внимание российских потенциальных экспортеров и даже наших конкурентов.

Один из значительных факторов, который положительно сказался на экспорте уже в 2019 году, – передача Россельхознадзору федерального ветеринарного надзора над состоянием субъектов РФ. Это тоже очень важный результат, который напрямую связан с экспортом, потому что у зарубежных аудиторов и инспекторов, приезжающих на наши предприятия, много вопросов по поводу того, как в России устроено взаимодействие между федеральными и местными органами ветеринарного надзора. И именно в этой сфере было много претензий к российской системе.

– Если говорить о рынке птицы, то по курице наблюдается перепроизводство и надо экспортировать. Экспорт – базовое условие для дальнейшего развития отрасли?

– Я бы с этим не согласился. Я считаю, что по курице в России нет перепроизводства как такового, просто есть баланс спроса и предложения, который объясняется исключительно экономической доступностью мяса. То есть по той цене, по которой птица предлагалась в течение 2018-2019 годов, она в больших объемах реализовываться не могла. Если бы ее себестоимость по объективным причинам могла быть ниже, безусловно, ее бы потребляли больше.

Принципиально важно для российского птицеводческого сектора, что экспорт дает добавленную стоимость. Это очень сильный фактор. Например, мы видим, что на экспорт в Китай пошли куриные лапки. На российском рынке они сегодня стоят от 30 до 50 рублей и, как правило, идут на мясокостную муку. Но если предприятие выпускает высококачественные лапки, а Китай их готов покупать за 2-4 долл., то этот объем, переключаясь на внешний рынок, приносит в разы больше прибыли, которая позволяет компаниям развиваться.

Китайская конъюнктура

– Как долго сохранится такая ситуация на китайском рынке?

– Не исключено, что эта ситуация временная. Тот драйв, который сейчас наблюдается в Китае, вероятно, будет снижаться. Во-первых, пошло предложение от других стран-конкурентов — например, на китайский рынок были открыты 130 американских заводов. Во-вторых, не исключено, что дополнительные ресурсы в других видах мяса, которые начинают поступать на Китай, тоже сдержат тот порыв, который сейчас есть в отношении России. То есть я бы смотрел на ситуацию как в целом – конъюнктурную: российские поставщики в хорошем смысле конъюнктурщики, потому что воспользовались возникшей ситуацией и удачно ее развили.

– Китай разрешил поставки субпродуктов индейки. Какой потенциал у России есть в этой нише?

– Трудно сказать. По предыдущим максимальным объемам импорта в 2010-2015 годах китайский рынок продукции из индейки оценивается примерно в 40 тыс. тонн в год. Это совсем немного. Однако на сегодняшний день ситуация изменилась: сейчас в Китай завозятся все виды мяса. Поэтому трудно говорить, насколько быстро и в каких объемах пойдут продажи. Думаю, они действительно пойдут, но объемы пока небольшие. Те цены, по которым работают китайцы, безумно волатильные: скажем, если осенью прошлого года был чрезвычайно высокий спрос на голень индейки, то сейчас закупочная цена упала в два раза. Тут много факторов, но необходимо подчеркнуть, что проблема АЧС будет решена в Китае не ранее чем через 5-7 лет. К этому времени там, вероятно, сформируется новая модель потребления, в которой мясо птицы будет занимать большее место – не только за счет бройлеров, но и индейки. А субпродукты птицы и вовсе являются неотъемлемой частью китайской культуры.

– В прошлом году цены на мясо в Китае серьезно выросли в связи с АЧС. Какую динамику Вы ожидаете в этом году?

– Безусловно, рост будет продолжаться исключительно из-за отсутствия ресурсов для насыщения этого рынка. Те 30-40 млн тонн, которые они теряют из-за АЧС, – это годовой объем производства мяса нескольких стран, таких как Россия. Ресурсов в мире в таком объеме недостаточно. Поэтому рост цен может возобновиться сразу после китайского Нового года, и сдержать его сможет только снижение пошлин. Например, американская продукция облагается 35-процентной пошлиной. Если соглашение между КНР и США по снижению импортных пошлин, которое они готовят последние 1-1,5 года, затронет мясо птицы и другие мясные продукты, то, безусловно, это замедлит рост цен.

В КНР сегодня ограничены ресурсы для восстановления поголовья. Даже если государство выделит большие средства, полный цикл производства свинины с учетом родительского поголовья занимает от двух до трех лет. Поэтому в ближайшие 2-3 года цена так или иначе будет повышаться, однако насколько, пока неизвестно. Она уже радикально повысилась. Хуже всего в этой ситуации то, что повышение цен дестабилизирует социально-экономическую ситуацию в Китае. И китайское руководство прекрасно это понимает, им не нужно бунтов и недовольств, связанных с ростом инфляции, тем более, когда она «заходит» к тебе через желудок.

– Плюс у КНР возникает необходимость структурных изменений отрасли в связи с АЧС?

– Конечно, это вопрос для всей мясной отрасли – переход от мелких частных хозяйств к крупным контролируемым фермерским объединениям или когда все производство – откорм и переработка – вертикально интегрированы и включены в одну и ту же компанию. Не исключено, что в Китае начнется бум государственных инвестиций в государственные мясные компании, которые будут строить новые фермы, а работники частных хозяйств пополнят массу работников, идущих на промышленные предприятия. Но та ситуация, в которой оказался Китай, – когда больше половины поголовья выращивается в частных подворьях или на мелких фермах, которые практически невозможно контролировать, – будет изменена.

– Между США и КНР подписана первая фаза торговой сделки, в рамках которой китайцы обязались ежегодно закупать американского продовольствия на 40 млрд долл. США могут закрыть дефицит мяса в Китае?

– Американское сельское хозяйство очень гибкое, особенно в отношении сои и кукурузы. Если мы говорим про эти миллиарды, они, в основном, не про мясо. А с учетом того, что американские фермеры в последнее время чувствуют себя не очень хорошо по причине сокращения урожаев, падения цен на сою и кукурузу, то они, конечно, будут не против засеять дополнительные площади или продать свою продукцию дороже. Поэтому я думаю, что своих целей, если не будет дополнительных ограничений со стороны Китая, США достигнут.

Готовность к экспорту

– Экспорт становится популярным у производителей?

– Я знаю только одну компанию, которая с самого начала выбрала в качестве одной из своих стратегических задач увеличение объемов производства на экспорт и целенаправленно к этому идет. Сейчас к ней присоединяются и другие. В этом, наверное, и хорошая сторона ответственности крупных компаний – развивая экспорт небольшими, точечными направлениями, они создают условия для дальнейшего роста и избегают угрозы поставить всю отрасль под зависимость от внешних рынков.

То есть я считаю, что российский птицеводческий сектор идет вполне разумным путем. Не ускоряя свой ход и в то же время не сдерживая его. Он идет в правильном направлении: на те рынки, которые действительно готовы брать нашу продукцию, Россия ее поставляет. Не могу сказать, что в чем-то она на голову превосходит наших конкурентов – здесь есть над чем работать. У наших конкурентов аналогичную продукцию покупают и по более дорогой цене, но это является стимулом для развития отрасли внутри страны. Задаются новые стандарты качества, безопасности, новые производственные стандарты. И именно это позитивное влияние экспорта на внутренний рынок в России долгие годы недооценивалось. Потому что политика запрета или ограничения импорта приводила к тому, что многие птицеводческие компании долгое время варились в собственном соку, и когда пришло тяжелое время – закончилась господдержка, снизился спрос, усилилась конкуренция, появились более жесткие требования к безопасности и упаковке, и нужно было сокращать издержки – большое количество птицефабрик закрылось. Безусловно, такие птицефабрики не имели никакого экспортного потенциала.

– Многие компании готовы к экспорту?

– Честно говоря, я вижу реальный, системный экспортный потенциал лишь у 5-10 российских компаний. Это зависит, в основном, от технологий, организации производства на предприятии. Дело в том, что рынки требуют разные виды и категории продукции. Например, мы знаем, что на Ближний Восток нужно выращивать малую тушку. В России малую тушку выращивать не очень выгодно: себестоимость ее производства может быть на 15-50% дороже, той продукции, которую мы реализуем на внутреннем рынке. Поэтому принимать такое решение может только собственник предприятия, потому что такого рода проекты являются добавлением к основному бизнесу, который не зависит от экспорта. Это одна стратегия. Вторая — просто продажа за рубеж излишков той продукции, которая не востребована.

– Какие перспективные рынки для российского мяса птицы остаются закрытыми?

– Например, Индия – абсолютно гигантский рынок. Но он остается закрытым практически для всех стран. С ветеринарной точки зрения Индия открыта для импорта, в частности, Бразилия и США два года назад добились того, что запреты на их продукцию были сняты и туда пошли продажи. Но там очень высокие импортные пошлины.

Для нас, безусловно, интересны страны с большим населением, для которых даже крупные объемы поставок не будут представлять больших сложностей с точки зрения коммерции и опасности для местных производителей. Например, Индонезия. Большое число стран экваториальной Африки, и данный рынок пока совершенно не раскрыт российскими экспортерами. Сейчас для нас существуют лишь входные ворота – это Бенин, через который происходит транзит в другие страны, но большой спрос существует на юге африканского континента. Та же самая ЮАР, которая на данный момент для России закрыта, Ангола, Намибия – то есть все, что южнее экватора.

– А что касается Японии, Южной Кореи?

– Эти страны, конечно, очень привлекательны, но они сильно защищены с точки зрения своего внутреннего законодательства по безопасности. И для того, чтобы туда экспортировать, необходимо пройти тяжелый, серьезный путь в двух вопросах – в доказательстве ветеринарного эпизоотического статуса наших производственных территорий и доведении качества российской продукции до тех стандартов, которые существуют в этих странах. Они на самом деле крайне высоки. Да, эти страны закупают продукты по очень высокой цене, но если посмотреть на возможности российских поставщиков, то они даже половины китайских требований пока не могут выполнить с точки зрения стандартизации продукции. Именно поэтому наша продукция продается дешевле на 20-50%, чем у наших конкурентов. То есть это вопросы технологические, и их решение возможно только при внутреннем желании и воле собственников и менеджмента предприятия. Только они могут решить начать целенаправленно готовить продукцию конкретно на экспорт в конкретные страны.

– Это вопрос инвестиций? 

– Это вопрос скорее психологический – решить, что нужно работать именно так. На самом деле это стратегическая задача, и она решает вопрос не только экспорта, но и конкурентоспособности предприятия. Если ты делаешь продукт высокого качества, то он и на внутреннем рынке будет оцениваться высоко и иметь добавленную стоимость. Ориентация на экспорт позволяет увеличивать конкурентоспособность не только конкретных предприятий, но и всей отрасли.

Не полная ориентация на экспорт, а включение экспортных программ в свою производственную программу. Это относится к компаниям, у которых есть несколько производственных площадок, одну из которых можно ориентировать на требования конкретного рынка. Например, на Южную Корею и Японию, у которых примерно одинаковые требования. Как правило, они применимы и к более требовательным клиентам, например, Саудовской Аравии.

Экспертиза и системный подход

– Мы затронули Африку как один из потенциально перспективных рынков. Однако с африканскими странами есть такая проблема, как получение денег за поставленную продукцию. Какие инструменты позволяют эту проблему решать?

– Пока никакие. Это важная проблема, которая сформулирована торговым и производственным сообществом. Она, кстати, не касается исключительно Африки и может возникнуть, например, в Гонконге, во Вьетнаме, уже возникает в Китае. Сама система, при которой 30% является предоплатой и 70% оплачивается уже после получения груза, и отсутствие гарантий, что твой груз будет правильно растаможен и не будет задержан в порту назначения по каким-либо причинам, как раз и приводит к снижению интереса экспортеров к этим рынкам. Что касается Африки и ряда других рынков, в России необходимо создание системы гарантий торговых сделок – либо программы кредитования импортера, аналогичной американским программам GSM-101 и GSM-102, либо работающей системы страхования.

– Какие еще проблемы сейчас мешают российскому экспорту?

– Отсутствие компетенций на рынках, то есть отсутствие знаний о них. В этой связи очень важна инициатива по созданию экспортных гидов для стран, для продуктов. Другой шаг – реструктуризация и усиление службы сельхозатташе – это другой важнейший вопрос, который нужно срочно решать, так как не хватает экспертизы. У каждой компании в отдельности есть набор контактов, результатов собственных визитов, знакомств, рыночные исследования, однако у нас нет систематизации данных с конкретными рекомендациями. Такая система начинает выстраиваться, по крайней мере 2019 год завершился тем, что эта задача была поставлена и начала выполняться.

– В прошлом году популярной темой стало альтернативное мясо. В Америке начались продажи в рознице, появилось оно и в России. Насколько это действительно серьезная тема? И если на развитых рынках будет переход на альтернативное мясо, то образующийся избыток традиционного мяса будет выдавливаться на внешние рынки?

– Избытка не будет. Всегда будет определенная пропорция, которая будет балансировать производство мяса в соответствии с изменениями на рынке. Новый тренд сегодня формируется, в основном, у молодых потребителей, причем только тех, кто может это себе позволить, так как это мясо пока еще дорогое. К моменту, когда эти потребители вырастят своих детей, пройдет 15-20 лет. Да, возможно, этот тренд будет продолжаться, но все равно трудно пока давать оценки. Я не эксперт в этой сфере, но есть ощущение, что все-таки консерватизм в потреблении мяса очень сильный, и его трудно будет преодолеть в течение короткого промежутка времени. Такое мясо нужно сначала «разжевать», оно должно понравиться не «через мозг», а «через желудок», поскольку важнейшим критерием оценки в мясной группе является вкус изделия. И только потом уже начнет вырабатываться предпочтение и лояльность, которые движут развитием новых категорий.

К тому же, если мы говорим про основные экспортные рынки – Африку, Ближний и Средний Восток, Юго-Восточную Азию, то огромные возможности для роста связаны именно с традиционным мясом, так как их население только начинает увеличивать его потребление.

– Вы руководили российским офисом Совета США по экспорту домашней птицы и яиц. В чем особенность американского подхода к поддержке экспорта?

– Он очень системный, хорошо структурирован и разложен по полочкам, отработан на разных продуктах в разных странах и методологически обоснован. Дело в том, что в Департаменте сельского хозяйства США существуют целые отделы, которые занимаются исключительно разработкой методологии создания и реализации экспортных программ как с точки зрения маркетинговых действий, так и с точки зрения администрирования. И на базе существующего опыта взаимодействия с иностранной сельскохозяйственной службой (FAS), с отраслевыми организациями они постоянно совершенствуют эту методологию.

В период моей работы там, несколько раз в год проходили тренинги по различным аспектам международной торговли, совещания и рабочие сессии с USDA, по текущим и предстоящим изменениям на мировом рынке и в отдельных странах и регионах. Очень часто методологические и структурные изменения в государственной экспортной политике и практике инициировались экспертным сообществом или отраслевыми союзами. В США эффективно работает теснейшее взаимодействие между отраслевыми сообществами и Минсельхозом страны. Это дорога с двусторонним движением. В России до последнего времени такого не было: это декларировалось, но застревало где-то между кабинетами министерств и офисами отраслевых организаций. Однако в 2018 и 2019 годы взаимосвязь значительно укрепилась, и если раньше отраслевые союзы ходили и просили о чем-то, то сейчас произошел разворот на 180 градусов и, наоборот, Минсельхоз обращается к ассоциациям с просьбой помочь. Такое взаимное движение как раз напоминает то, к чему пришли в США.

– Каковы Ваши ожидания от российского экспорта в 2020 году?

– Я ожидаю резкого увеличения объемов и стоимости экспорта, по крайней мере, по мясной группе. Думаю, что по мясу птицы, говядине мы увидим значительный рост по сравнению с 2019 годом. Как минимум в два раза, причем в деньгах особенно. Тот же самый Китай, Ближний Восток – Россия будет продавать на эти рынки больше продукции в объеме и в более широком и дорогом ассортименте. Единственный риск – это неурожай, который может снизить объем экспорта зерновых и масличных и продуктов их переработки, а также приподнять себестоимость животноводческой продукции, сделав ее чуть менее конкурентоспособной.